ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ АНУЧИН
(1843—1923)

        О Д.Н. Анучине существует довольно обширная литература¹, но обстоятельной биографии этого великого ученого и замечательного человека мы до сих пор не имеем. Анучин был виднейшей фигурой в общественной жизни дореволюционной Москвы в конце XIX и начале XX ст. В течение сорока лет он состоял профессором университета. Обладая энциклопедическим умом, Анучин оставил глубокий след в различных отраслях науки — в географии, антропологии, этнографии, археологии. Он был видным общественным деятелем — долголетним председателем нескольких ученых обществ и одним из редакторов "Русских ведомостей".

        Личность этого замечательного деятеля заслуживала бы такой же подробной биографии, какую недавно дала проф. А.В. Варсанофьева для другого моего учителя, геолога А.П. Павлова, современника Анучина.

        Дневники Дмитрия Николаевича, переданные после его смерти, согласно воле покойного, в архив Российского исторического общества, мне недоступны, равно как и его переписка, хранившаяся в архиве Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Я мог использовать лишь архивы Академии Наук и Географического общества. Поэтому предлагаемый очерк является лишь несовершенным отражением великого научного подвига, осуществленного этим удивительным человеком, и слабою данью моего глубочайшего преклонения перед памятью незабвенного учителя.

        Уже и наше поколение — старших учеников Анучина — сходит, а частью сошло со сцены. Но чем больше мы живем, тем более научаемся ценить образ Дмитрия Николаевича — верный признак того, что имя этого необыкновенного человека останется навсегда в летописях русского просвещения.

Детство и молодые годы

        Дмитрий Николаевич Анучин, почетный член Географического общества и один из наиболее выдающихся деятелей на поприще русской географии, родился в Петербурге 27 августа (8 сентября) 1843 г. Его отец, Николай Васильевич, родом из Нолинского уезда Вятской губернии, принадлежал по происхождению к духовному званию. Сначала он учился в вятской семинарии, а потом перешел на военную службу, отличился в первой отечественной войне, был при взятии Парижа в 1814 г. Мать Д.Н. Анучина, Татьяна Фирсовна, урожденная Захарова, дочь состоятельного крестьянина Галичского уезда Костромской губернии, получила образование в одном из петербургских пансионов. Дмитрий Николаевич был младшим из шести детей. Матери Анучин лишился, когда ему было 12 лет, а менее чем через год потерял и отца.

        Согласно воспоминаниям племянницы Д.Н.—ча Софии Михайловны Анучиной,² будущий географ и академик в первых классах гимназии был прилежным, скромным, застенчивым и неразговорчивым мальчиком. Здоровье его было слабое, и мать считала, что ее любимец долго не проживет. В школе ни в каких шалостях и проказах он не принимал участия и вообще поведения был образцового. Своего старшего брата Александра, бывшего тогда студентом и в 1856 г. умершего, маленький Анучин просил научить его писать "настоящие сочинения", как пишут взрослые. В доме Анучиных нужды не знали. Весною 1857 г. скончалась мать, а в декабре того же года отец, и Дмитрия стал опекать старший брат Михаил.

        Молодой Анучин, окончив в Петербурге Ларинскую гимназию (на 6-й линии Васильевского острова), в 1860 г. поступил, здесь же в университет, на историко-филологический факультет. Первоначально интересы Анучина склонялись в сторону литературы и истории; он увлекался чтением тогдашних журналов, где блистало много имен наших славных писателей. В университете он слушал выдающихся профессоров — Костомарова, Стасюлевича, Срезневского, Сухомлинова, Благовещенского. Посещал лекции и на других факультетах, например — Спасовича по уголовному праву, Куторги по зоологии и других. Здесь молодой Анучин впитал в себя те прогрессивные идея шестидесятых годов, которым он оставался верен до конца жизни.

        Весною 1861 г. у Анучина обнаружилась болезнь легких, и С.П. Боткин послал его на юг, заграницу. Лето 1861 г. Анучин провел в Гейдельберге, где жил в пансионе Гофмана, бывшего одно время профессором Московского университета, но высланного из России за сочувствие германской конституции 1848 г. Зимою Анучин переехал в Рим и вплоть до лета 1863 г. жил в Италии, путешествуя, знакомясь со страной и людьми. Из Италии он вывез прекрасное знакомство с итальянским языком, которым свободно владел.

        В своей автобиографии, написанной в 1888 г. и помещенной в словаре Венгерова, Анучин говорит, что за время пребывания "заграницей он ознакомился с различными музеями, с итальянским языком, со многими произведениями иностранных литератур, встречался с различными лицами, приобрел знакомства в разных русских кружках, в итальянском обществе, и все это произвело значительное изменение в его понятии и мировоззрении".

        После двухлетнего пребывания заграницей, Дмитрий Николаевич в июне 1863 г. вернулся в Россию, но уже не в Петербург, а в Москву, где он поселился в семье своего старшего брата Михаила. Москве Анучин оставался верен в продолжение остальных 60 лет своей жизни. Здесь Анучин снова поступил в университет, но на этот раз не на филологический фа культет, а на естественный. Очевидно, путешествие по Западной Европе показало юноше, что истинное призвание его есть география, которая без естествознания но мыслима.

        Следует отметить, что в год возвращения Анучина в Москву здесь произошли два события, оказавшие значительное влияние на дальнейшую судьбу нашего географа: в 1863 г. стала выходить в Москве газета "Русские ведомости", в редакции которой Д.Н. впоследствии принимал ближайшее участие, и в том же году основано Общество любителей естествознания, во главе которого стечением времени стал Дмитрий Николаевич.

        В Московском университете Анучин наибольшее внимание обратил на зоологию. Здесь в это время эту науку преподавали профессора С.А. Усов и А.П. Богданов (лекции последнего и я слушал, поступив в Московский университет в 1894 г.). Богданов, интересовавшийся также антропологией, привлек внимание молодого Анучина и к этой области знаний. В 1867 г. Дмитрий Николаевич окончил университет. В кандидатском сочинении Анучина, поданном проф. Усову, разбирался вопрос "О генетическом сходстве видов рода Bison".

        Подобно своему отцу, Дмитрий Николаевич взял себе жену Анну Агееву Ушакову из крестьянской среды. Родные неблагосклонно смотрели на этот брак. У Анучина было пятеро детей — три девочки (старшая, Вера, родилась 2 января 1872 г.) и два мальчика. Из них, насколько мне известно, живы Вера Дмитриевна (по мужу Бакланова) и ее дочь Татьяна Николаевна, проживающие в бывшей квартире Дмитрия Николаевича, в Хлебном переулке.

        Замечательно, что печататься стал Анучин сравнительно поздно, тридцати лет от роду. Первые его статьи были опубликованы в 1873 г. в прекрасном московском издании "Природа", основанном в 1872 г. известным зоологом Л.П. Сабанеевым. Они носят заглавие: "Очерки африканской фауны. I. Секретарь. II. Орел-скоморох". В следующем году Анучин напечатал в том же журнале большое (свыше 200 стр.) исследование антропологического характера — об антропоморфных обезьянах и об их отношении к происхождению человека.

        Интерес Анучина к африканской фауне стоит в связи с тем, что в 1871 г. он был избран ученым секретарем Общества акклиматизации животных и растений, в ведении которого находился и ныне существующий московский зоологический сад. Сад этот получил тогда от египетского хедива большой транспорт африканских животных.

        В 1873 г. Д.Н. выдержал экзамены на степень магистра зоологии. К этому времени интересы Анучина стали склоняться в сторону антропологии. А.П. Богданов предоставил ему большие материалы по айнам (черепа, два скелета, этнографические предметы и пр.), и Д.Н. напечатал (1876) большое исследование по антропологии этого народа, сохраняющее и до сих пор свое значение. В 1875 г. Анучин был избран секретарем антропологического отдела Общества любителей естествознания, а осенью следующего года командирован университетом заграницу на три года для подготовки к занятию, кафедры антропологии.

        Анучин провел заграницей более двух лет, побывал во Франции, Англии, Бельгии, Германии, Австрии, Чехии. Больше всего он поработал в Париже, в лаборатории Брока (Ecole d'antropologie), слушая одновременно лекции в Сорбонне. Летом 1878 г., под руководством таких специалистов по доисторической археологии, как Картальяк, Шантр, Гарригу и другие, производил раскопки в пещерах, дольменах и курганах Франции, что дало Анучину хорошее знакомство с методами археологии. Во время этих поездок был собран большой археологический материал, впоследствии нашедший себе место в Антропологическом музее Московского университета.

Анучин — профессор

        С января 1880 г. Анучин начал читать в Москве, в университете, курс антропологии — первый в России. 29 января 1881 г.³ он защитил диссертацию на степень магистра под заглавием "О некоторых аномалиях человеческого черепа". Так как степени магистра антропологии не существовало, то Анучин получил таковую по зоологии, после чего 3 апреля был: избран доцентом по кафедре антропологии.

        В письме к брату Михаилу от 6 февраля 1881 г. Д.Н. сообщает: "Извините, что редко пишу и иногда не скоро отвечаю. Всё разные дела: лекции, литературные занятия, тут еще диссертация и т.д. Диссертацию свою я, наконец, защитил, в прошлый четверг, т.е. 29 января. Самую книжку пришлю как-нибудь после. Отдали должное трудолюбию автора, но оспаривали значение темы и выводов. Как бы то ни было, ученую степень, получил. Положение мое, впрочем, в финансовом отношении, от того нисколько не изменяется. — Читаю лекции для желающих, в нынешнем полугодии по два часа в педелю, по вторникам и пятницам, от 2—3. Слушают любители из естественников и медиков первых курсов: на первую лекцию пришло в нынешнем году человек 80, м.б. 100, но затем поубавилось, и сегодня человек 40 было".
В 1882 г. Анучин, по поручению Географического общества, совершил поездку в Дагестан с целью археологических исследований. Он посетил между прочим аул Кубачи, жители которого издавна славятся на Кавказе как искусные оружейники и золотых дел мастера. Как сами кубачинцы, так и их соседи утверждают, что они "френги", т.е. происходят от франков — вообще из Западной Европы. Это мнение, весьма распространенное на Кавказе, оказалось, по исследованиям Д.Н-ча, совершенно несостоятельным: кубачинцы — одно из дагестанских племен, говорящее на языке, близком к даргинскому.

        В 1884 г. был введен в действие новый университетский устав, согласно которому кафедры антропологии не предусматривалось, но учреждалась кафедра географии и этнографии на историко-филологическом факультете. На эту кафедру 1 ноября 1884 г. и был избран профессором Анучин. С января 1885 г. он приступил к чтению лекций, открыв курс "Истории развития землеведения". Но кроме того Анучин сохранил за собой преподавание по кафедре антропологии. Осенью 1885 г. Анучин начал читать курс общего землеведения.

        Согласно его записке,⁴ программа этого курса была такова: "О задачах географии (Рихтер, Пешель, Супан, Рихтгофен и т.д.); о карте и картографических проекциях; о распространении на земной поверхности суши и морей; главнейшие данные океанографии и климатологии; очерк орографии; о характеристике растительности и животной жизни в различных поясах и странах; о распространении человеческих рас (физических пород), главных групп языков и религий".

        В той же записке Д.Н. сообщал о себе: "Я по образованию естественник, магистр зоологии, но занимался главным образом антропологией и этнографией (моя диссертация была по антропологии) и получил сначала место доцента антропологии (кафедра, основанная на частные средства в Московском университете). Ранее я был преподавателем географии в средних учебных заведениях⁵ и уже тогда изучал Реклю и Пешеля и интересовался географией России, читал путешествия, монографии, издания Географического общества и его отделов и т.д.".

        С осени 1887 г. Анучин приступил в университете к чтению географии России. В следующем году он впервые открыл курс этнографии России. С 1888 г. кафедра географии была переведена на естественное отделение физико-математического факультета.

        21 ноября 1889 г. Московский университет избрал Дмитрия Николаевича доктором географии honoris causa по представлению профессоров зоологов А.П. Богданова, Н.Ю. Зографа и А.А. Тихомирова "во внимание к его ученым трудам в области зоологии, антропологии, этнографии и географии".

        Кафедру географии в Московском университете Анучин занимал вплоть до 1920 г., когда произошло разделение на кафедру географии и кафедру этнографии с антропологией. С этого времени Анучин оставил за собою лишь преподавание этнографии.

        9 декабря 1895 г. академики А.О. Ковалевский, Ф.В. Овсяников, А.С. Фаминцын, С.И. Коржинский и Ф.Б. Шмидт обратились в физико-математическое отделение Академии Наук с заявлением, в котором писали, что на освободившуюся после смерти академика Л.И. Шренка кафедру зоологии желательно избрать зоолога, занимающегося антропологией⁶. Имелось в виду пригласить Д.Н. Анучина, чему сочувствовал президент Академии вел. кн. Константин Константинович. Однако против передачи кафедры зоологии антропологу возражал по формальным причинам зоолог акад. Ф.Д. Плеске. Комиссия, разбиравшая этот вопрос, пришла к выводу, что на основании ученой степени магистра зоологии, присвоенной проф. Д.Н. Анучину Московским университетом, а также в виду произведенных Анучиным исследований зоологического характера и главным образом его антропологических работ, комиссия считает возможным представить Д.Н. Анучина на свободное кресло ординарного академика зоолога, который бы, однако, ближе разрабатывал антропологию. В заседании физико-математического отделения 10 января 1896 г. Анучин был избран, в присутствии президента Академии наук Константина Константиновича, вице-президента акад. Л.Н. Майкова и непременного секретаря акад. Н.Ф. Дубровина, 16 голосами против 3. В общем собрании Академии 10 февраля 1896 г. Анучин получил 25 положительных голосов и 8 отрицательных. 15 апреля Д.Н. Анучин был высочайше утвержден в звании Ординарного академика с оставлением его профессором Московского университета по 1 августа 1897 г. (о чем ходатайствовал ректор Московского университета) и с производством добавочного оклада в 1800 руб. Но Москва чересчур сильно привязала к себе знаменитого ученого, и, не будучи в силах покинуть ее, он через два года отказался от звания академика. После этого Академия избрала его своим почетным членом⁷.

        В московской жизни Анучин был настолько видной фигурой, что представить себе дореволюционную Москву без него невозможно.

        Д.Н. был членом, действительным и почетным, множества научных учреждений — отечественных и иностранных.

        Весною 1900 г. Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии отметило 25-летие научной деятельности Д.И. Анучина и работы его в названном Обществе⁸. В связи с этим Географическое общество, в собрании 29 марта 1900 г., избрало Анучина своим почетным членом. Сообщая об этом Д.Н—чу, председатель общества писал: "Русское географическое общество, памятуя заслуги Ваши перед географической наукой, высоко ценя все сделанное Вами по отчизноведению, чтя труды Ваши по званию президента Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, председателя географического отделения этого почтенного общества, а также редактора столь важного географического издания, как вызванное Вами к жизни "Землеведение", и желая выразить уважение ко всей Вашей плодотворной научной деятельности, единогласно избрало Вас своим почетным членом". Прибавим еще, что в 1914 г. Географическое общество присудило Д.Н—чу высшую награду, Константиновскую медаль, за совокупность его трудов в области землеведения.

        Заграницей Анучин бывал неоднократно. В 1906 г. он поехал на юг Франции. 31 января он из Ниццы написал своему брату Михаилу Николаевичу письмо, полученное в Петербурге 4 февраля. Мы воспроизводим это письмо, так как оно характерно для стиля Д.Н—ча и любопытно с географической точки зрения⁹.

        Любезный друг и брат, Михаил Николаевич. Выехав из Москвы с Верой Дмитриевной и Танюшкой¹⁰ 12-го января, мы дней через 10—11 добрались до Ниццы. Останавливались на 3 дня в Берлине, на 2 в Мюнхене (где мне нужно было переговорить с моим товарищем, проф. А.И. Чупровым, живущим уже 6 лет заграницей), на 1 в Милане. Старались охать более днем, чтобы не очень утомлять Танюшку, да и кое-что видеть. Тем не менее через Сен-Готардский туннель пришлось переезжать в сумерках, к тому же в снег и дождь. Погода была б.ч. пасмурная, иногда дождливая, изредка солнце.

        В Ницце до нас стояла, говорит, хорошая солнечная погода, но при нас только два дня было ясных и солнечных, а то сыровато или дождь. Снега, морозов, конечно, нет, но температура опускается до +4 — +5°, в комнатах +12 — +11°; сейчас 11 часов дня, а на дворе 8°. Тем не менее в садах зеленеют пальмы (видов 7—8), кипарисы, эвкалипты, кактусы, алоэ, перечные, масличные и др. деревья, цветут фиалки, бархатцы, левкои, розы, шиповник; на лимонных и апельсинных деревьях висят плоды (дозревающие). Небо, однако, еще редко голубое, море холодное. Русских здесь порядочно; на улицах нередко слышишь русскую речь. Скопление приезжих вообще большое, тем более, что на днях начинается карнавал (который здесь теперь наиболее интересен, после того как римский утратил всякое значение). Дороговизна большая. Все стараются поживиться на счет иностранцев. Масса богатых отелей, прекрасно расположенных, с видами на юг, окруженных пальмовыми и др. садами, но пребывание в них обходится минимум 30 франков в день на человека. Мы стоим в отеле загородном, в более тихой местности, хотя кругом также все застроено и от центра и моря не более двух верст (идет впрочем и трамвай, 10 сантимов с человека). Платим мы за троих 27 франков в день; имеем две комнаты о 3 окнах в 1-м (по нашему — 2-м) этаже на юг, в сад, утром кофе или шоколад, в 12 час. завтрак из 3—4 блюд, в 6 1/2 обед из 5 блюд. — Чай, дрова в камин и прочее оплачивается особо, освещение (электрическое) 50 сантимов в день с комнаты. Говорят — это, по теперешнему, недорого. Хотели было мы поселиться в окрестностях, в Ментоне (1 — 1 1/2 часа езды по железной дороге), но там не дешевле и в других отношениях менее удобно.

        Здесь я познакомился с русским вице-консулом Н.М. Юрасовым, необыкновенно любезным и разумным человеком, который жалеет только о том, что по старости (ему 72 года) не может ходить, а то бы показал мне все интересное. Живет он на Ривьере лет больше 40 и в Россию уже не думает возвращаться, так как здесь женился и имеет взрослых детей, ставших уже настоящими французами (точнее "ниццардами", здесь народ говорит на особом франко-итальянском диалекте). Сперва он поехал художником (и теперь он пишет пейзажи), а потом уже стал консулом. Застал еще Ривьеру, когда, по его словам, было хорошо; не было железной дороги, отелей было мало, жизнь крайне дешевая, простая; теперь все изменилось. И природа стала другая; прежде пальмы росли только в Бордигере (итальянская Ривьера), а в других местах только отдельные экземпляры. Теперь всюду развели пальмы, не только южно-европейскую Chamaerops himilis, но и финиковые, и кокосовые, и многие другие, эвкалипты и массы других экзотических растений, что изменило ландшафт, все застроилось, всюду отели, железные дороги, трамваи, омнибусы, экипажи разных видов, велосипеды, автомобили. Последних множество, снуют они по всем дорогам, вызывая пыль и грозя опасностями на поворотах и перекрестках. Породы здесь известковые, потому пыль мелкая, белая. Настоящей зелени, травы, леса здесь нет; их надо искать вверху, в горах. Здесь только садики (редко побольше), за каменными заборами, улицы, дома. Только на широкой набережной видно море, но там почти всегда масса гуляющих. Уюта же здесь мало, но надо приспособляться. Сколько поживем здесь, еще не решили. Дожидаемся более ясных, солнечных, теплых дней, которые, говорят, не замедлят. Поклон всем и лучшие пожелания. В. и Т. посылают свои приветствия. Ваш Д. Анучин".

        В послереволюционные годы Анучин продолжал трудиться столь же интенсивно и плодотворно, как и раньше. В феврале 1918 г. при кафедре географии под председательством Д.Н. Анучина работала комиссия по вопросу "об учреждении в России географического института". Эта комиссия составила проект положения о "Государственном институте землеведения и народоведения",¹¹ но подобное учреждение (Географический институт) было открыто в том же году в Петрограде.

        Еще 24 апреля 1923 г. Д.Н. Анучин председательствовал на 152-м заседании созданного им географического отделения Общества любителей естествознания, а в конце мая приступы болезни (расширение предстательной железы) заставили перевезти престарелого ученого в больницу. Даже здесь, в минуты относительного облегчения, больной просматривал корректуры.

        4 июня 1923 г., через два дня после операции, этот замечательный ученый и удивительный человек скончался на 80-м году жизни. В знак скорби Московский университет отменил занятия в день похорон своего профессора.

        Анучин был великим и многосторонним ученым, и в истории русской жизни второй половины XIX и первой четверти XX веков этот необыкновенно одаренный человек занимает видное место.

        Анучин интересовался в равной мере и естествознанием, и гуманитарными науками. Трудно сказать, в какой из дисциплин, тесно соприкасающихся с географией, он работал больше: у него есть исследования и в области физической географии, и страноведения, и этнографии, и антропологии, и археологии. Он читал в университете курсы физической географии, географии России и других стран, физической антропологии, общей этнологии, этнографии России, истории землеведения. Словом, Анучин — это был целый географический факультет. Ученики Анучина занимали и частью сейчас занимают кафедры физической географии, страноведения, антропологии, этнографии.

        Коснемся главнейших сторон деятельности Анучина. Начнем с географии.

Анучин как географ

        Следует сказать несколько слов о том, в каком положении была в Московском университете география до Анучина¹².

        Московский университет был открыт 26 апреля (ст. ст.) 1755 г., а уже в печатном расписании лекций на вторую половину 1757 г. значится: "По середам и субботам. 3 и 4 часы. Данила Савич филозофии свободных наук магистер и Московского университета суббиблиотекарь учить будет географии на российском языке". Но географию он читал, по-видимому, не больше года, затем перешел на физику и вскоре (1761) был переведен в Казань. После Савича географию преподавали иностранцы — немцы Рост, Дильтей, Рейхель, но ни один из них не был специалистом-географом, и географию они читали в университете "между делом". С 1776 г. эта наука преподавалась Харитоном Андреевичем Чеботаревым, профессором истории, нравоучения и красноречия, автором учебника географии, который носил заглавие: "Географическое, методическое описание Российской империи с надлежащим введением к основательному познанию земного шара и Европы вообще для наставления обучающегося при императорском Московском университете юношества, из лучших новейших и достоверных писателей собранное трудами университетского питомца Харитона Чеботарева" (Москва, 1776, 540 стр., университетская типография).

        По университетскому уставу 1804 г. на отделении словесных наук были учреждены две кафедры: одна — всемирной истории, статистики и географии, другая — истории, статистики и географии Российского государства. Следует иметь в виду, что в те времена под именем статистики подразумевали теперешние политическую и экономическую географии. По уставу 1835 г.. "статистика" была оставлена на словесном отделении (или, как оно было названо, I отделении философского факультета), где она была объединена с политической экономией, а кафедра физической географии соединена с кафедрой физики и передана II отделению того же факультета (которое впоследствии называлось физико-математическим факультетом).

        Все читавшие вплоть до 1844 г. географию были не специалистами этой науки, а историками. Лишь в 1844 г. "всеобщую географию" начал преподавать А.П. Ефремов, слушавший в 1840—1842 гг. в Берлине лекции по географии. В 1847 г. Ефремов вышел в отставку в связи с обвинением в мнимых связях со славянофилами. О Ефремове подробно пишет Д.Н. Анучин в названной выше статье. Научных трудов после Ефремова не осталось.

        С уходом доцента Ефремова 1847 г. преподавание географии в Московском университете прекратилось вплоть до января 1885 г., когда здесь начал читать лекции Анучин — сначала, как мы говорили, на историко-филологическом факультете, а потом на физико-математическом.

        В 1886 г. министерство народного просвещения подняло вопрос о переводе кафедры географии с историко-филологического факультета на физико-математический. Оба факультета запросили мнение Д.Н. Анучина. Согласно отзыву последнего, кафедре географии предпочтительнее находиться в составе физико-математического факультета, но если под географией понимать сравнительное землеведение Риттера и если соединить ее преподавание с этнографией, то такую дисциплину можно с пользой преподавать и на историко-филологическом факультете. Что же касается исторической географии, то таковая может с успехом разрабатываться и историками. Факультеты согласились с мнением Д.Н. Анучина, и совет университета высказался в том смысле, что желательно иметь две кафедры географии — на обоих факультетах, хотя Анучин считал, что вряд ли осуществимо такое пожелание за малочисленностью подготовленных преподавателей¹³. Как мы уже упоминали, министерство постановило перевести кафедру на физико-математический факультет.

        Заслуги Д.Н. Анучина в области физической географии громадны. Он произвел ряд самостоятельных исследований в области орографии и озероведения России, учредил географический кабинет и музей в Московском университете, основал и редактировал в течение 30 лет специальный географический журнал "Землеведение", содействовал правильной постановке преподавания географии в средней и высшей школе, наконец, широко популяризовал науку географии.

        В мое время (1894—1898 гг.) Анучин читал студентам 3-го курса общее землеведение (2 часа в неделю), которое было предметом, обязательным для всех естественников. Лекции происходили в нижнем этаже Исторического музея, в помещении против стен Кремля (здесь кабинет географии оставался вплоть до 1906 года). Курс слагался из сведений по математической географии, картографии и "орологии", под которой Д.Н. понимал геоморфологию и гидрологию. Климатологии Анучин не касался, так как этот предмет должен был разбираться в курсе метеорологии, который читался профессором Э.Е. Лейстом.

        В 1890 г. Анучин был избран президентом Общества любителей естествознания. В том же году он подал в совет общества записку о необходимости учредить при обществе географическое отделение. Таковое было открыто в 1892 г., и председателем был избран Анучин. С 1894 г. отделение, по инициативе Д.Н. Анучина, приступило к изданию журнала "Землеведение", который выходит в свет и поныне при Московском обществе испытателей природы. При Анучине "Землеведение" было ведущим географическим органом в нашей стране и много способствовало делу развития отечественной географии.

        Скажем несколько слов о собственных работах Анучина в области физической географии. В особой, весьма интересной статье он рассматривает развитие представлений о рельефе Европейской России с древнейших времен ("Землеведение", 1895). В 1891 г. Д.Н-ч посетил Валдайскую возвышенность и установил, что высшей точкой ее является не традиционная Попова гора (234 м), а г. Каменник (322 м), на наших картах долго носившая искаженное имя "Каместик". В 1894 г. А.А. Тилло пригласил Анучина принять участие в экспедиции для исследования истоков главнейших рек европейской России и поручил ему изучение озер в верховьях Волги и Зап. Двины. Задачу эту Анучин блестяще выполнил в 1894 и 1895 гг. и в результате своих работ опубликовал большой труд: "Верхневолжские озера и верховья Зап. Двины", СПб., 1897. Эти полевые исследования направили интересы Анучина в сторону озероведения или лимнологии, которая в 90-х годах прошлого столетия, после замечательных работ швейцарского ученого Ф. Фореля на Женевском озере, только что начала выкристаллизовываться в особую дисциплину. Анучин по справедливости считается отцом русской лимнологии. Его учениками исследовано множество озер, как в европейской, так и в азиатской частях нашего отечества, и журнал Анучина "Землеведение" заключает большое количество описаний наших озер. В этом громадная заслуга Анучина перед гидрологией.

        Анучин первый занялся изучением большого наводнения, бывшего в бассейне Москвы-реки в 1908 г., и подал Водомерной комиссии Академии наук мысль предпринять подробное исследование этого явления, охватившего значительную площадь Европейской России. С течением времени систематическим изучением наводнений занялся Гидрологический институт.

        В области географии собственно или страноведения Д.Н. Анучину принадлежит обстоятельный географический очерк Японии (1906). Великая заслуга Анучина заключается в обработке рукописного наследия Н.Н. Миклухо-Маклая, наследия, хранящегося в архиве Географического общества. Том I, заключающий описание путешествий по Новой Гвинее, вышел в свет в 1923 г. уже после смерти Д.Н. Анучина. К этому тому приложена прекрасная вступительная статья Д.Н-ча, напечатанная также в "Землеведении" за 1922 г., тоже после смерти автора.

        Коснемся взглядов Анучина на сущность географии.

        Д.Н., вместе со многими авторитетными географами старой школы, признавал географию, или землеведение, всеобъемлющей наукой о Земле, наукой, которая рассматривает с одной стороны вопросы физической географии, биогеографии и антропогеографии, а с другой, занимается описанием стран или страноведением. Он не разделял тех новейших взглядов, которые защищает и автор настоящих строк: география есть страноведение, точнее — учение о географических аспектах (ландшафтах), а т.н. физическая география есть комплекс совсем особых наук¹⁴.

        В своих воззрениях на сущность географии Анучин примыкает к Рихтгофену (1883), считая, что география занимается изучением земных оболочек (включая и ту оболочку, которую мы теперь называем биосферой) - в целом, во всех подробностях и во всех отношениях. "География, в ее современном развитии, говорит Анучин (1892, стр. 388), не представляет из себя строго замкнутой науки, а является комплексом из целого ряда наук, способных разрабатываться каждая сама по себе"¹⁵. В географии соединены по меньшей мере семь наук: 1) астрономическая или математическая география с картографией; 2) геофизика или физика земного шара; 3) физическая география, распадающаяся на орографию, океанографию и климатологию; 4) биологическая география — география растений и животных; 5) антропогеография; отделы 3—5 составляют в совокупности т.н. общее землеведение; 6) частная география или страноведение, т.е. изучение отдельных стран в отношении к трем только что указанным отделам общего землеведения; разработке этой дисциплины Анучин придает весьма большое значение; 7) история географии "как в смысле пространственного расширения сведений о земной поверхности, так и развития географических понятий и воззрений"16.
В состав географии Анучин не включает астрономию, антропологию, этнографию, статистику, "хотя, по его словам, данные из этих наук нередка также вводятся в географию и хотя географы принимают иногда деятельное участие в их обработке".

        В позднейшей статье (1902, стр. 7) Анучин говорит: "Астрономическая география, картография, метеорология, геофизика начали обособляться в отдельные дисциплины. Этнография и статистика, география растений, зоогеография и далее антропогеография также нашли специальных истолкователей ботаников, зоологов, этнографов; таким образом, на долю собственно географии, в смысле общего землеведения, остались в сущности только физическая география с ее тремя отделами: орографией (включая сюда и воды суши), океанографией и климатологией, причем эти три отдела, в свою очередь, выказывают явственное стремление к специализации. Однако такая специализация не может быть применяема, когда дело идет о частном землеведении или т.н. страноведении, т.е. о синтезе географических данных, касающихся известной страны или части света. Тут приходится пользоваться всеми данными, имеющимися по картографии, физическому землеведению, био- и антропогеографии, с присоединением к ним данных по этнографии, статистике, промышленно-торговому и культурному развитию, чтобы получить возможно более полную и целостную картину страны, ее природы, населения, культуры, положения и значения среди других стран".

        С соображениями Д.Н. Анучина относительно страноведения нельзя не согласиться. Но что касается "общего землеведения", т.е. физической географии, биогеографии и антропогеографии, то, как выяснили Геттнер (1905, 1927), и к чему вполне присоединяюсь и я, совокупность этих дисциплин не может быть объединена в одну науку. Это, как указывает и сам Анучин, есть комплекс разных наук. Задача объединить все науки о Земле непосильна для географии, как не под силу она и для любой другой науки. "Из механического соединения отдельных наук, писал я, может получиться только агломерат наук или, на лучший конец, полезный справочник, энциклопедия, но отнюдь не новая, специальная наука. Всякая научная дисциплина, если она претендует на существование в качестве отдельной самостоятельной ветви знания, должна иметь или свой особый предмет изучения, или свою особую точку зрения на чужой предмет". Таким особым предметом изучения для географии являются, по моему мнению, закономерные пространственные группировки на земной поверхности, или географические аспекты (ландшафты).

        Отметим далее следующие соображения Анучина (1902, стр.9): "Объект географии представляет Земля, или, точнее ее поверхность в ее настоящий, современный момент, но так как Земля и все на ней существующее живет, т.е. подвергается изменению и преобразованию, то для более осмысленного понимания настоящего необходимо иметь представление об его эволюции, о ходе развития, о процессах и силах (курсив мой), которыми это развитие вызывалось и обуславливалось". Географ должен обращать внимание на географические процессы и на "связь между различными географическими явлениями, на их взаимные отношения и зависимости" (стр. 10). Эти, в общем, совершенно правильные соображения Анучина были в недавнее время вновь независимо выдвинуты некоторыми нашими географами (А.А. Григорьев).

        На работы Геттнера по методологии географии, в частности на его статью "Сущность и методы географии" (1905), я у Анучина нигде не встретил указаний. Возможно, что Д.Н. не имел времени достаточно подробно с нею ознакомиться. Нужно сказать, что статья Геттнера написана чрезвычайно тяжеловесным немецким языком (хотя сам Геттнер и не был немцем), а этот стиль был чужд ясному уму Анучина.

Анучин как антрополог

        Антропология была основной специальностью Д.Н-ча. Эту науку он изучал во время заграничной командировки, по этой дисциплине он защитил диссертацию. Первую в России кафедру антропологии основал и возглавил Анучин, и эту же кафедру, выделенную в 1919 г. в качестве самостоятельной в Московском университете, он занимал вплоть до своей смерти. Он же учредил антропологический музей при университете. С 1894 г. и по день смерти он стоял во главе антропологического отдела Общества любителей естествознания.

        Анучин понимал антропологию широко, включая в эту науку всю совокупность естественноисторических сведений о человеке: его эволюцию, сравнительную анатомию, биологию и учение о человеческих расах. Первая большая антропологическая работа Анучина (1874) была посвящена сравнительно-анатомическому очерку высших обезьян. Статья начинается обзором взглядов на происхождение человека; изложены соображения Дарвина, Гексли и Геккеля. По мнению Анучина, высшие обезьяны являются боковыми родственниками человека. К вопросу о происхождении человека Анучин неоднократно возвращался в своих позднейших трудах, признавая человека и современных высших обезьян потомками древних общих предков.

        Большое значение имеет работа Анучина об айнах (1876); в этом классическом исследовании, написанном с присущим Анучину мастерством, приводятся сведения европейцев об айнах, сообщается история сношений русских с этим народом, излагаются данные по антропологии и этнографии айнов; по мнению Анучина (стр. 176), более вероятно, что прародина айнов лежит на юге, взгляд, к которому впоследствии пришел и Л.Я. Штернберг (1929): айны происходят с островов в южной части Тихого океана.

        На весьма обширном материале основано капитальное исследование Анучина об аномалиях человеческого черепа, именно об аномалиях птериона, os incae и лобного шва и об их распространении по расам (1880).

        Большое исследование о географическом распределении роста мужского населения России, напечатанное в Записках Географического общества (1889), показывает, как распределяется величина роста среди разных народов России. Наибольшим ростом отличается, с одной стороны, население на берегах Балтийского моря (до 170 см), а с другой — украинцы, население Северного Кавказа и Нижнего, и частью Среднего, Поволжья (до 167 см). Наиболее низкое население (161—163 см)— в бассейне Вислы и на севере, к северу от линии Петербург — Казань — Оренбург.

        Блестяще написанный Анучиным обширный антропологический очерк об А.С. Пушкине, к сожалению, напечатан в труднодоступном издании — в "Русских ведомостях" за 1899 год, где эта работа заняла 12 фельетонов. Анучин доказывает, что прадед Пушкина по матери арап Абрам Ганнибал был вовсе не негром, как принято было думать и как считал сам Пушкин, а абиссинцем; на это указывают и физические особенности, переданные по наследству нашему великому поэту.

Анучин как этнограф

        В области этнографии труды Анучина касаются преимущественно вопросов древней этнографии, или палеоэтнографии, так как в них слита воедино этнография и археология. К этого рода работам относятся классические исследования Анучина, которые он сам называл археолого-этнографическими очерками. Таковы: "Лук и стрелы" (1887); "Сани, ладья и кони, как принадле7киости похоронного обряда" (1890); "К истории ознакомления с Сибирью до Ермака (1890). Далее следует отметить работу: "К истории искусства и верований приуральской чуди" (1899) и др. С 1914 г. и до своей смерти Анучин был председателем этнографического отдела Общества любителей естествознания.

        Блестящую характеристику Анучина как этнографа дал Л.Я. Штернберг (1926) в своей речи в Академии истории материальной культуры. Позволяем себе воспроизвести отсюда некоторые выдержки:

        "Если в области антропологии и географии, говорит Штернберг, у Анучина были предшественники и соратники, то в области этнографии, в том широком смысле слова, в каком ее теперь понимают, как науку о человечестве и культуре, он является подлинным патриархом, основоположником русской этнографии... Для него этнография была не только интегральной частью триединой науки — соматической антропологии, собственно этнографии и археологии — она была для него синтезом наук биологических и гуманитарных". Такое понимание этнографии "как нельзя более соответствовало всему умственному складу Д.Н., требовавшему широких горизонтов, разнообразию его умственных запросов и, наконец, его совершенно исключительным умственным способностям, дававшим ему возможность одновременно работать и творить, в самых разнообразных отраслях знания. И никто, как он, не был лучше подготовлен к этой задаче". "Полное представление о том, на что способен был Анучин, дают его два подлинных шедевра. Я имею в виду два его знаменитых исследования, появившихся в одном и том же году, 23 года тому назад: "Сани, ладья и кони в погребальном обряде" и "К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. Древнерусское сказание о человецех незнаемых в восточной стране". Касаясь первой работы, Штернберг говорит: в ней проявилось "самое замечательное в научной индивидуальности Анучина, то, что является самым важным качеством подлинного ученого. Это — та высшая научная проницательность, которая дает возможность видеть во всем, хотя бы в самом обыденном, то важное, мимо чего всякий другой, хотя бы крупный специалист, может пройти, не видя ничего особенного". "Это было большое счастье для русской этнографии, что в период ее зарождения она нашла в лице Д.Н. не только выдающегося исследователя, но и активного учителя и руководителя... В течение почти полувека Д.Н. был высшим, всеми признанным судьей во всех выдающихся явлениях и трудах в области этнографии... Теперь нет его среди нас, старого нашего научного вождя и учителя, но он остался среди нас, живой в его творениях, в его неувядающем образе неутомимого научного творца, друга людей, верного слуги народа и родины".

Анучин как археолог

        Анучин много работал в области археологии — преимущественно доисторической. Долгое время, с 1888 г., Д.Н. был вице-председателем Московского Археологического общества, а в 1918г. был избран председателем. О его трудах в области археологии подробно писала гр. Уварова (1913).

Анучин как популяризатор науки и общественный деятель

        Заслуги Анучина в деле популяризации науки в нашем отечестве положительно необозримы. Обладая прекрасным стилем и легким пером, Анучин имел дар всякую мысль, всякую гипотезу, всякий предмет излагать ясным, простым, общедоступным языком, вместе с тем нисколько не отступая от строгой научности. Поэтому исследования, статьи, заметки этого автора никогда не утратят своей свежести. Прочитав любую статью Анучина, чего бы она ни касалась, хотя бы его критический реферат, вы и сейчас испытываете полное удовлетворение, так как у Анучина всегда можно чему-нибудь научиться. Все им написанное отличается, я бы сказал, научным благородством: корректным отношением к тем авторам, взглядов которых он не разделял, указанием на возможность не соглашаться сего, Анучина, мнением, отсутствием догматичности. И вместе с тем Анучин был человек принципиальный.

        Над чем только ни приходилось на своем веку работать Анучину, о чем только он ни писал! Просматривая список его печатных работ, состоящий из свыше 500 названий и все же далеко не полный, мы в нем находим, помимо самостоятельных исследований по зоологии, антропологии, этнографии, доисторической археологии, орографии, лимнологии, страноведению, истории, географии, еще множество весьма ценных критических рефератов, а затем бесчисленное количество статей по самым разнообразным вопросам науки и искусства, культуры и политики. И все написанное этим замечательным человеком служило распространению здравых, культурных и научных взглядов среди широких кругов нашего общества и могло бы быть перепечатано и прочитано с пользой и сейчас. Мы приветствовали бы издание сборника популярных статей Анучина. Война не позволила это сделать в 1943 г., когда исполнилось столетие со дня рождения Анучина. Но осуществить это никогда не поздно¹⁷.

        Нельзя не отметить большого количества превосходных переводных трудов, вышедших в свет под редакцией и по инициативе Д.Н. Анучина и много способствовавших популяризации науки в нашем отечестве. Таковы, например, Леббок, Доисторические времена (1876); Нидерле, Человечество в доисторические времена (1898); Зупан, Основы физической географии (два издания, 1899 и 1914); Филиппсон, Средиземье (1910); Аррениус, Образование миров (1908), и многие другие.

        Не следует забывать, что, помимо научной и педагогической деятельности, Анучин в течение многих лет (1881—1912) принимал ближайшее участие в прогрессивной газете "Русские ведомости", в которой он напечатал множество весьма содержательных научно-популярных статей. Но не всем известно, что он писал и на общественно-политические темы. За передовую статью, помещенную Д.Н. Анучиным в № 235 "Русских ведомостей" 27 августа 1887 г., газета подверглась административному взысканию — запрещению розничной продажи. В статье этой Анучин касается знаменитого циркуляра министра Делянова от 18 июня 1887 г., в котором предлагалось "кухаркиных детей" не принимать в гимназии. Ниже мы приводим несколько отрывков из этой замечательной статьи, написанной смелым и благородным пером.

        "Недавний циркуляр об ограничении доступа в гимназии продолжает быть предметом оживленных толков. Явился он совершенно неожиданным, и до сих пор остается невыясненным, как согласить его с действующим законом. Закон предоставляет обучаться в гимназии детям всех состояний без различия звания и вероисповедания (§ 23 Уст. выс. утв. 30-го июля 1871 г.). Циркуляр г. министра отменяет этот закон, который, как таковой, может быть отменен только в законодательном порядке. Опыт нынешнего месяца показал, однако, что циркуляр уже получил широкое применение, что сотням лиц (особенно в провинции) было отказано в принятии прошений и что множество Мальчиков не было допущено к приемным испытаниям на основании низкого или неудовлетворительного, с точки зрения агентов министерства, положения их родителей, в социальном, материальном или нравственном отношении. В результате подобного образа действий, естественно, должно являться глубокое огорчение в среде массы семей и лиц, которые не могут не чувствовать себя оскорбленными и униженными открыто выраженным презрением или недоверием к их профессии или состоянию.

        "Как известно, в циркуляре г. министра открыто выражено, что гимназии и прогимназии должны освободиться от поступления в них детей "кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников". Мотивировано это тем, что лица, этих категорий "не представляют достаточного ручательства в правильном над детьми домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных заведений удобства". Вместе с тем, однако, выставлен и другой мотив, именно — что детей таких лиц "не следует выводить из среды, к коей они принадлежат, и чрез то, как показывает многолетний опыт, приводить их к пренебрежению своих родителей, к недовольству своим бытом, к озлоблению против существующего и незыблемого, по самой природе вещей, неравенства имущественных положений". Таким образом эта ограничительная мера выставляется как бы благодетельною и для самих родителей, которые чрез то могут быть более покойными за судьбу своих детей и видеть в них довольных продолжателей своих скромных профессий. Но из разъяснений г. попечителя одесского учебного округа виден еще другой мотив указанной меры, состоящий в том, что дети лиц подобных категорий, по своему положению и обстановке, не могут достигать надлежащих успехов, приобретать "добрые нравственные навыки" и должны быть поэтому устраняемы из среды учащегося юношества, как элементы, "умственно принижающие и нравственно растлевающие эту среду".

        "Сопоставив все только что приведенное, нельзя не усмотреть, что перечисленные выше категории лиц официально признаются какими-то подонками общества, низшими его кастами, выход из которых не должен быть терпим и выходящие из коих дети могут оказывать на других учащихся лишь вредное влияние. Подобная квалификация является, по нашему мнению, глубоко оскорбительною для тех профессий, которых, она касается. Труд кучера, прачки, повара и т.д., сам по себе, не заключает в себе ничего позорного, и прачка, добывающая себе пропитание трудом, достойна большего уважения, чем какой-нибудь развратный мот-шалопай, прокучивающий свое богатое наследство.

        "Составители циркуляра считали себя в праве не церемониться с различными трудовыми профессиями, но в официальном правительственном документе можно было бы ожидать большей сдержанности в выражениях и большего уважения к различным, хоты бы скромным категориям труда.

        ..."К разряду "и тому подобных" должна отойти почти вся масса нашего крестьянства и мещанства, большинство ремесленников и купцов, значительная часть духовенства и масса всевозможных разночинцев, мелких чиновников, отставных нижних чинов и т.п., равно как большинство разных инородцев — евреев, татар и т.д... Таким образом не одни только лакеи и прачки, но обширная масса русских граждан переходит в разряд неправоспособных, перед которой воздвигается китайская стена, загораживающая ей дорогу к просвещению... Разве история русского просвещения не представляет многочисленных примеров... как дети, вышедшие из бедных семей и низших сословий, обгоняли своих состоятельных сверстников, становились полезными государству и активными общественными деятелями...

        "... Прежде покровительствовали дворянству, потом открыли доступ для всех сословий, теперь началась новая эра — предоставления преимуществ состоятельному классу. Количество дохода, число комнат и прислуги, житейская обстановка — получают решающее значение в деле образования и связанного с ним государственного и общественного служения!"

        Этот гневный протест против оскорбления, нанесенного министром чувству собственного достоинства народа, не напоминает ли он нам слова великого борца за правду, Ж.Ж. Руссо: "Из народа состоит род человеческий; часть, сюда не принадлежащая, столь незначительна, что ее не стоит и считать. Изучайте людей этого состояния, и вы увидите, что у них столько же ума и больше здравого смысла, чем у вас, хотя речь у них иная" (Эмиль).

        Еще до Анучина другому знаменитому русскому географу приходилось защищать "разночинцев", от лиц, не желавших допускать детей крестьян к образованию. В начале 1759 г. Ломоносовым были составлены "Узаконения для учащихся в гимназии", согласно которым в академическую гимназию принимались и дети крепостных крестьян. На этот проект академик И.Э. Фишер (1697—1771) представил "примечания", заключающие, по словам Ломоносова, "грубые и язвительные насмешки" и "ругательные кощуны". Возражая Фишеру, автор "Узаконений" говорит: "Удивления достойно, что не впал в ум господину Фишеру, как знающему латынь, Гораций и другие ученые и знатные люди в Риме, которые были выпущенные на волю из рабства, когда он толь презрительно уволенных помещичьих людей от гимназии отвергает"¹⁸.

Анучин как человек

        Дмитрий Николаевич был позитивистом и в душе большим скептиком. Он не придавал особого значения теоретическим рассуждениям, и его богатое научное наследие состоит главным образом из работ реального, фактического содержания. По своим убеждениям, Анучин был шестидесятник, глубоко веривший в силу естествознания. И к антропологии, этнографии и археологии он подходил прежде всего как натуралист, оценивающий вещи с точки зрения меры и веса. Мы уже упоминали об исследовании Анучина, в котором Пушкин трактуется с точки зрения антропологической. Выше всего покойный ценил факты, а не теории. Может быть, этим и объясняется неохота Анучина публиковать курсы, где волей-неволей приходится строить теории для приведения в систему всего многообразия явлений.

        Ум Анучина был типа гумбольдтовского — его интересовало решительно все: и естествознание в самом широком смысле слова, и гуманитарные науки, и литература, и общественная жизнь.

        Анучин умел, использовать свое время как редко кто среди русских ученых: он успевал и читать лекции в университете, и председательствовать в научных обществах, и вести энергичную научную работу в лаборатории и кабинете, и читать доклады и сообщения, и редактировать журнал и газету, и писать для них статьи. И все это делалось не наскоро, не наспех, а с чрезвычайной добросовестностью, как и полагается ученому.

        При первом знакомстве Дмитрий Николаевич казался несколько холодноватым и сухим, но на самом деле это был живой, добрый, приветливый и доступный человек. В нем не было и следа высокомерия и чванства, он никогда не был "генералом от науки"; причиной мы считаем, во-первых, его острый природный ум, а во-вторых, многообразие его интересов и многогранность души. Эти качества не оставляли места высокомерию, на заднем фоне которого всегда скрывается ограниченность ума и души.

        Анучин был чужд зависти. Он с радостью выдвигал молодых ученых, если только видел в них проблески таланта. Всем известно, каких трудов стоило в прежнее время выдержать магистерские экзамены у иных профессоров: они заваливали чтением необыкновенного количества многотомных монографий и даже справочников. Ничего этого не было у Анучина. Мало того, даже задания для магистерских экзаменов он обсуждал лично с заинтересованными лицами и вперед намечал такие темы и вопросы, по которым магистрант специально работал. Так было, между прочим, и со мною.

        Мы уже упоминали, что Анучин был скептиком. Этот скепсис он, вполне искренне, но, конечно, совершенно неосновательно, распространял и на самого себя. Позволяем себе привести ту оценку, которую Д.Н. дал самому себе в заключительном слове на банкете, данном в его честь в 1900 г¹⁹.

        "Я, конечно, сохраню до конца жизни благодарное воспоминание об этом дне, в который моя скромная деятельность удостоилась такой высокой и поистине незаслуженной оценки. По этому поводу я считаю уместным, оглянувшись назад, свести мною сделанное к более скромным размерам. Производительность всякого деятеля определяется, несомненно, двумя факторами: с одной стороны, личностью самого деятеля, с другой — условиями, при которых ему привелось действовать. Бывают личности гениальные, выдающиеся таланты, быстро достигающие высокого развития. Я не принадлежу к их числу и никогда не отличался особыми способностями. В гимназии я шел 4-м — 5-м; в университете я ничем особенно не выделялся, и по окончании курса ни один профессор не подумал меня оставить при университете для приготовления к профессорскому званию. Я получил такое приглашение уже спустя 10 лет, да и то благодаря случайности, когда лицо, предназначавшееся для подготовки к кафедре, заняв другое место, отказалось от нее, и, кроме меня, не нашлось другого, более подходящего кандидата. Я напечатал первую статью, когда мне было 30 лет, вступил на кафедру уже в возрасте 37 лет; все это свидетельствует как об отсутствии во мне выдающихся способностей, так и о медленности моего умственного развития. С другой стороны и условия моей научной деятельности не были вполне благоприятны. В молодости я вынужден был давать уроки, позже — добывать себе средства литературным трудом, писать статьи в журналах, работать в газетах. Все это отвлекало от специально-научного труда, поглощало силы, мешало научной производительности. Самые области знания, которыми я интересовался и в которых работал, были не всегда благоприятны в том смысле, что это были области новые, по крайней мере у нас в России, в которых приходилось прилагать себе дорогу самому, без надлежащего руководства, самоучкою, а это всегда требует более усилий и редко когда увенчивается полным успехом. К тому же области эти весьма обширны, а я не был способен сосредоточиться на одном каком-либо отделе, в целях более глубокого в нем усовершенствования, и в разное время интересовался разными вопросами, составляющими обыкновенно предметы изучения различных специалистов, да вдобавок не оставлял и литературно-публицистической деятельности, принимая, вместе с тем, постоянное участие и в деятельности двух ученых обществ. Уже одно это должно было обусловить не особенно высокий уровень моих трудов, — и вообще, окидывая взглядом всю мою научную и общественную деятельность, я должен признать себя не более, как посредственностью, не имеющей прав не только на какое-либо выдающееся положение в русской науке, но даже и на признание за собою скромной заслуги достодолжного выполнения принятых на себя обязанностей. Мне недавно пришлось присутствовать на чествовании одного научного деятеля, гораздо более заслуженного, чем я; этот ученый в ответ на приветствия, сказал, что он выполнял своею деятельностью только долг и никогда не делал ничего сверх долга. Я не могу сказать про себя и этого; я сознаю, что далеко не выполнил того, что должен был считать своим долгом. Здесь, на обеде, я имею честь видеть перед собою многих коллег, гораздо более меня сделавших для науки, отдавших ей всю свою жизнь, составивших себе почетное имя в своей специальности, пользующихся много большим научным авторитетом. Я на много уступаю высокоуважаемым коллегам, не только по результатам и значению моих трудов, но и по моему отношению к избранной мною специальности, которой я никогда не в состоянии был отдаться вполне, а постоянно отвлекался и в соседние области, принимая также участие в общественной деятельности. Такое, если хотите, разбрасывание не могло не отразиться на научной производительности в количественном и особенно в качественном отношении, не могло не обусловить известной ограниченности ее уровня, который при других условиях мог бы быть, несомненно, значительно выше.

        Но, господа, теперь уже поздно сожалеть о том, что не было сделано или что можно было бы сделать. Жизнь уже на исходе, и наверстать потерянное невозможно. С другой стороны, какой-то голос, может быть и лукавый, шепчет мне, что в свойствах личности и в условиях ее развития и деятельности может найтись и оправдание ею сделанного или несделанного. Голос этот говорит, что оному дано два таланта, оному один, а иному и того меньше и что силы каждого человека ограничены; он напоминает вместе с тем известные слова художника: "дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум"; он говорит, наконец, что можно найти известное оправдание и для несколько разбросанной деятельности, если она вызывается интересом к знанию, отзывчивостью на человеческое, стремлением внести свою лепту в дело просвещения, исканием удовлетворения в работе мысли. Можно, например, разделять мнение, что нет еще вреда в совмещении специальной научной работы с деятельностью по распространению знания и просвещения, особенно, если уровень знаний в стране не настолько высок, чтобы в ней был избыток деятелей и возможна была строгая специализация в видах общественного служения. Сознавая, насколько мои силы оказались слабыми для более интенсивной и плодотворной работы по избранным мною путям, я могу всё-таки, мне думается, надеяться на известное снисхождение со стороны общества, и вы, мм. гг., были так добры, что не только оказали мне такое снисхождение, но и нашли в моей деятельности нечто удостоившееся вашего внимания".

        Мнение Д.Н. Анучина о самом себе психологически весьма интересно, но излишне распространяться о том, что оно, хотя и вполне искренне, но безусловно неправильно, как явствует из всего изложенного выше. Анучин — это великий самобытный ученый.

        В.Ф. Миллер (1843—1913), известный этнограф и академик, писал о Д.Н. Анучине: "Ни один из современных русских ученых не обладает такими обширными познаниями в археологии, этнографии, антропологии в соединении со сведениями по географии, истории быта, зоологии, как проф. Анучин, и никто не может столь всесторонне пользоваться сравнительным методом и посредством него освещать бытовые явления народной жизни".

        Совершенно непостижимо, каким образом ученый, занятый чтением лекций по разным курсам, активно участвовавший во многих научных и просветительных обществах Москвы, беспрерывно редактировавший ряд изданий, имел возможность выпускать одну за другой классические работы, требовавшие громадного труда и необыкновенной эрудиции, в самых различных областях науки. Мы видим объяснение, во-первых, в ненасытной жажде знаний, которою отличался Анучин, в его несравненной способности усваивать и ориентироваться в новых, ставших ему известными фактах, и, наконец, него никому другому недоступном, я бы сказал, гениальном, уменье ясно, просто и вразумительно излагать литературным языком свои мысли. К этому надо прибавить совершенно исключительное трудолюбие в связи с способностью умело использовать каждую свободную минуту. Наконец, и память у Анучина была исключительная. Такое редкостное сочетание талантов у одного человека может случиться раз в несколько столетий.

        Я не могу лучше закончить этот очерк, как применив к самому Анучину его же слова, сказанные им в замечательном антропологическом этюде, посвященном Пушкину, и относящиеся к великому поэту.

        "Каждая творческая личность, вносящая в духовное богатство общества нечто новое и значительное, может быть рассматриваема как более или менее резкий скачок в духовном развитии данного общества и народа, как крупный плюс к накопленному веками духовному наследию"²⁰.

Список литературы о Д.Н. Анучине

1. Ивановский А.А. Д.Н. Анучин (по поводу 25-летия его деятельности в Общ. люб. ест., антропол. и этногр.). Русск. Антропол. журн., I, кн. 1, М., 1900, стр. 1—24, список трудов, портрет.

2. Чествование проф. Д.Н. Анучина 30 марта 1900 г. Там же, I, кн. 2; М., 1900, стр. 40—68.

3. Богданов В.В. Д.Н. Анучин. Сборник в честь 70-летия проф. Д.Н. Анучина, М., 1913, изд. Общ. люб. ест., антропол., и этногр., стр. VII—XL, портрет, список трудов из 450 заглавий.

4. Уварова, графиня. Д.Н. Анучин как член Моск. археол. общ. Там же, стр. 353—368.

5. Богданов В.В. Д.Н. Анучин. Этнограф, обозрение, XXV, 1913, № 1—2, стр. I—XI, портрет.

6. Борзов А.А. Проф. Д.Н. Анучин (по поводу 70-летия). Естествозн. и геогр., 1913, № 8, стр. 40—53, портрет.

7. Бунак В.В. Деятельность Д.Н. Анучина в области антропологии. Русск. Антропол. журн.; XIII, вып. 3—4, 1924 стр. 1—18, портрет, список трудов.

8. Крубер А.А. Памяти Д.Н. Анучина. Землеведение, 1924, кн. I—II, стр. 7—38, портрет.

9. Штернберг Л.Я. Д.Н. Анучин как этнограф. Этнография, 1926, № 1—2, стр. 7—13.

10. Богданов В.В. Знаменитый ученый Д.Н. Анучин (к 15-летию со дня смерти). Изв. Геогр. общ., 1939, № 3, стр. 439—445.

11. Кадек М.Г. География в Московском университете до Великой Октябрьской социалистической революции. Учен. зап. Моск. унив., география, вып. LV, 1940, стр. 3—52.

12. Богданов В.В. Д.Н. Анучин. Антрополог и географ (1843—1923). М., 1941, 67 стр., портрет, список трудов, изд. Моск. общ. исп. прир.

Главные печатные труды Д.Н. Анучина

1. Антропоморфные обезьяны и низшие расы человечества, "Природа", ,1874, кн, 1, стр. 185—280; кн. 3, стр. 220—276; кн. 4, стр. 81—141.

2. Материалы для антропологии Восточной Азии. I. Племя айнов. Изв. Общ. любит, ест., антропол. и этногр., XX (Тр. Антропол. отд., кн. 2, вып..1), М., 1876, стр. 79—204, 4 табл. рис., 4°.

3. О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распространении по расам. Изв. Общ. люб. ест., антропол. и этногр., т. 38, вып. 3 (Тр. Антропол. отд., VI, М., 1880,II + 120 стр., 4°, 104 рис.).

4. Антропологические очерки. Задачи современной антропологии в ее отношении к другим наукам (Вступительная лекция в Московском университете). "Русская мысль", 1880, март, стр. 45—63.

5. Отчет о поездке в Дагестан летом 1882 года. Изв. Геогр. общ., ХХ 1884, стр. 357—449.

6. Доисторическая археология Кавказа. Журн. Мин. нар. просв., 1884, янв., стр. 201—237.

7. О древних искусственно деформированных черепах, найденных в пределах России. Изв. Общ. любит, ест., антропол. и этногр., т. 49, вып. 3, 1886, стр. 367—413, 4°, 19 рис. (Тр. Антропол. отдела, вып. 2, протокол заседания Антропол. отд. 21 ноября 1883).

8. К древнейшей истории домашних животных в России. Тр. VI археол. съезда в Одессе (1884). Том I, Одесса, 1886, стр. 1—34, 1 табл., 4°.

9. О некоторых своеобразных древних каменных изделиях из Сибири; там же, стр. 35—46, 1 табл., 3 рис. [каменные изображения налима из вост. Сибири].

10. Лук и стрелы. Археолого-этнографический очерк. Тр. V Археол. съезда в Тифлисе 1881 г. М., 1887, 75 стр., 4°, 73 рис.

11. Анучин Дмитрий Николаевич, антрополог. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых С.А. Венгерова. Вып. 15, СПб., 1889, стр. 692—698 [автобиография со списком трудов].

12. О задачах русской этнографии. Этногр. обозр., I, кн. 1, 1889, стр. 1—35.

13. Собака (Canis familiaris), волк (C. lupus) и лисица (C. vulpes). В: А.А. Иностранцев. Доисторический человек каменного века побережья Ладожского озера. СПб., 1889, стр. 55—81.

14. О географическом распределении роста мужского населения России (по данным всеобщей воинской повинности в Империи за 1874— 1883 гг.) сравнительно с распределением роста в других странах. Зап. Геогр. общ. по отд. стат., VII, вып. 1, 1889, 185 стр., 10 карт.

15. Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда. Археолого-этнологический этюд. "Древности", изд. Моск. археол. общ., XIV, 1890, стр. 81—226, 4°, 44 рис.

16. К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. Древнерусское сказание "О человецех незнаемых в восточной стране". Археолого-этнографический этюд. "Древности", XIV, 1890, стр. 227—313, 4°, 14 рис. и карта.

17. Ископаемый овцебык. По поводу черепа ископаемого овцебыка (Ovibos fossilis Rut.) с берегов Лены, находящегося в Зоологическом музее Московского университета. Изв. Общ. люб. ест., антропол. и этногр. LXVII, Дневн. Зоол. отд., № 3, 1890, стр 40—49, табл., 4°.

18. Столетие "Писем русского путешественника". "Русская мысль",
    1891, июль, стр. 1—31; авг., стр. 59—77.

19. Из поездки к истокам Волги и Днепра. Сев. вести., 1891, №8, стр. 119—162.

20. География. Энциклопед. словарь Брокгауза и Ефрона, XV, 1892, стр. 377—390.

21. Великоруссы. Энциклопед. словарь Брокгауза и Ефрона, X,
    1892, стр. 828—843. То же в новом изд., 1912.

22. Несколько слов о развитии русского землеведения и задачах географического кружка в Москве. "Землеведение", 1894, кн. 1, стр. 1—16.

23. О судьбе Колумба, как исторической личности, и о спорных и темных пунктах его биографии. "Землеведение", 1894, кн. 1, стр., 185— 256, с 4 портретами.

24. Рельеф поверхности Европейской России в последовательном развитии о нем представлений. С 28 рис. и картами. "Землеведение", 1895, кн. 1, стр. 77—126; кн. 4, стр. 65—124, 28 рис., карты.

25. Новейшее изучение озер в Европе и несколько новых данных об озерах Тверской, Псковской и Смоленской губерний. "Землеведение", 1895, кн. 1. стр. 137—163, 13 рис. и черт.

26. К вопросу о диких лошадях и об их приручении в России (По поводу статьи Ф.П. Кеппена "К истории тарпана в России"). Журн. Мин. нар. проcв., 1896, июнь, стр. 223—269; июль, стр. 67—95.

27. Верхневолжские озера и верховья Западной Двины. Рекогносцировки и исследования 1894—1895 гг. Тр. эксп. для исследования источников главн, рек Европ. России. М., 1897, IX + 156 стр., 4°,2 листа батиметр. карт, 4 листа профилей и диаграмм, 22 рис.

28. Озера области истоков Волги и верховьев Западной Двины. "Землеведение", 1898, кн. 1—2, стр. 109—164, 21 рис.

29. К истории искусства и верований у Приуральской чуди. Чудские изображения летящих птиц и мифических крылатых существ. Мат. по археол. вост. губ., изд. Моск. археол. общ., III, 1899, стр. 87—160, 4°, 3 табл., 130 рис. в тексте.

30. О культуре костромских курганов и особенно о находимых в них украшениях и религиозных символах. Там, же, стр. 237—259, 5 рис.

31. А.С. Пушкин. (Антропологический эскиз). М., 1899, 44 стр., 4° (оттиск из № 99, 106, 114, 120, 127, 134, 143, 163, 172, 180, 193, 209 "Русских ведомостей" за 1899 г.).

32. Россия в антропологическом отношении. Энциклопед. слов. Брокгауза и Ефрона, т. 54, 1899, стр. 128—139.

33. Россия в этнографическом отношении. Там же, стр. 139—152, карта.

34. Беглый взгляд на прошлое антропологии и на ее задачи в России. Русск. Антропол. журн., I, кн. 1, М., 1900, стр. 25—42.

35. О преподавании географии и о вопросах с ним связанных. (Речь при открытии географического отделения Московского Педагогического общества, 9 марта 1902 г.). "Землеведение", 1902, кн. 2—3, стр. 1—18.

36. Город Мунгазея и Мунгазейская земля. Историко-географическая заметка. "Землеведение", 1903, кн. 4, стр. 35—46, 2 карты и 2 рис.

37. Япония. Географический очерк. "Землеведение", 1904, кн. 1—2, стр. 205—246.

38. О заслугах адмирала С.О. Макарова в области физической географии моря (Речь в годичном собрании Общ. любителей естествознания, антропологии и этнографии 15 октября 1904 г.). "Землеведение", 1904, кн. 3, 119—128.

39. Элизе Реклю. "Землеведение", 1905, кн. 3—4, стр. 68—92, 2 карт.

40. Японцы (антропологический и этнологический очерк). "Землеведение", 1904, кн. 3, стр. 65—103; 1906, кн. 3—4, стр. 54—105.

41. Извержение Везувия и землетрясение в Калифорнии в апреле, 1906 г. (Сообщение на годичном собрании Общ. люб. ест., антропол. и этногр. 15 октября 1906 г.). "Землеведение", 1906, кн. 3—4,стр. 106—142, с картами и рис.

42. Наводнение в Москве в апреле 1908 года и вопрос об изучении наводнений в России. "Землеведение", 1908, кн. 2, стр. 87—110, с 9 рис..

43. Из встреч с Л.И. Толстым. Русск. вед., 1908, № 199.

44. Труд профессора В.И. Модестова: "Введение в римскую историю. Вопросы доисторической этнологии и культурных влияний в до римскую, эпоху в Италии и начало Рима". "Древности" Тр. Моск. археол. общ., XXII, вып. 2, 1909, стр. 1—28.

45. И.Е. Забелин, как археолог, в первую половину его научной деятельности (1842—1876). Речь, произнесенная в заседании Моск. археол. общ. 10 февраля 1909 г. Там же, стр. 29—70.

46. Доисторическая Москва. В издании "Москва в ее прошлом и настоящем", вып. I, М., 1909, 45 стр., табл. и рис.

47. К предстоящему чествованию Ломоносова. "Русские ведомости", 19 октября 1911 г., № 240.

48. География. Энциклопед. словарь Граната, XIII, 1912, стр. 236—253.,

49. География XVIII века и Ломоносов. "Сборник памяти Ломоносова", изд. Моск. унив., 1912, 20 стр.

50. Охрана памятников природы. "Землеведение", 1914, кн. 1—2, стр., 1—50, с 29 рис.

51. Краткий очерк развития и современного состояния землеведения. Землеведение в России. В книге: А. Зупан. Основы физической географии. Новое издание под ред. и с дополнениями Д.Н. Анучина. М., 1914. стр. 1—40. Антропогеография. Там же, стр; 1083—1090.

52. Александр фон Гумбольдт, как путешественник и географ, и в особенности как исследователь Азии, — в: А. ф. Гумбольдт. Центральная Азия, перевод под ред. Д.Н. Анучина, М., 1915, стр., V—ССХХХIII.

53. Старинная морская карта на пергаменте ив собрания гр. А.С. Уварова. "Древности", изд. Моск. археол. общ., XXV, 1915, оттиск, 16 стр., 4°, карта, 4 рис. в тексте (см. также "Землеведение", 1916, кн. 1—2, стр., 126—127).

54. Изучение производительных сил России. "Землеведение", 1916, кн. 1—2, стр. 97—103 (без подписи автора).

55. География в Московском университете за первое столетие его существования. "Землеведение", 1917, кн. 3—4, стр. 23—46.

56. Н.Н. Миклухо-Маклай. Его жизнь, путешествия и судьба трудов. "Землеведение", 1922, кн. 3—4, стр. 3—80, с 7 рис.

57. Судьба первого издания "Путешествия Радищева", М.; 1918, 46 стр. Изд. "Пролегомены".

58. Н.Н. Миклухо-Маклай, :его жизнь и путешествия. В книге: Н.Н. Миклухо-Маклай. Путешествия. Том I. Путешествия в Новой Гвинее в 1871, 1872, 1874, 1876, 1877, 1880, 1883 гг, М., 1923. "Новая Москва", 616 стр., с 2 портретами Миклухо-Маклая, портретом покойного Д.Н. Анучина, 36 рис. и картой. Статья Д.Н. Анучина занимает стр. 7—80.

Примечания

1. См. список в конце главы.

2. Архив Геогр. общ., разряд 110, опись 1, № 63.

3. Согласно письму Д.Н-ча к брату Михаилу от 6 февраля 1881 г. (архив Геогр. общ., дело Д.Н. Анучина). Из формулярного списка Д.Н. Анучина, хранящегося в архиве Академии Наук (фонд 4, опись 4, № 9), видно, что Анучин был утвержден советом Московского университета, в степени магистра зоологии 7 марта 1881 г.

4. Дело Геогр. общ. № 8, 1887 г.

5. С 1879 по 1884 г. Анучин преподавал естествознание в женском Екатерининском училище.

6. Архив Академии Наук, опись 1—1896, № 17.

7. 13 апреля 1898 г. Анучин подал на высочайшее имя прошение об отставке от звания академика. 27 июня 1898 г. Академия известила Анучина, что она дала ход его заявлению об увольнении из состава действительных членов Академии и что она избрала его в почетные члены. Высочайшим приказом от 30 мая 1898 г. Анучин был уволен от звания ординарного академика с оставлением профессором Московского университета (арх. Акад. Наук).

8. См.: Русск. антропол. журн., I, 1900, №2, стр. 40—68.

9. Письмо хранится в архиве Географического общества.

10. Дочерью и внучкой (Л.Б.).

11. А. Соловьев. Кафедра географии Московского университета с 1917 года. Учен. зап. Моск. унив., вып. LV, география, 1940, стр. 59.

12. Об этом можно прочитать в статье Д.Н. Анучина в "Землеведении" (1917) и в ниже упоминаемой работе М.Г. Кадека (1940).

13. Кадек, стр. 32—33.

14. Л.С. Берг. Ландшафтно-географические зоны СССР, I, Л., 1930.

15. Ср. также Анучин, 1914, стр. 21.

16. В 1914 г. (во введении к переводу руководства Зупана, стр. 18—19) Анучин дает такое разделение географии:
I. Общая география или общее землеведение:
1. физическая география: а) климатология, б) океанология (океанография), в) орология (со включением учения о водах суши),
2. биогеография,
3. антропогеография.
II. Частная география, или страноведение.

17. Анучину неоднократно приходилось встречаться с Л.Н. Толстым, и впоследствии Д.Н. не раз делился в печати воспоминаниями о своем великом современнике. В номере "Русских ведомостей", посвященном 80-летию Толстого (28 августа 1908 г.), Анучин рассказывает о своих встречах с писателем в 1891 г. Заимствуем отсюда такой эпизод (напомним, что написано это было при жизни Толстого, который регулярно читал "Русские ведомости"): "Л.Н. ходил тогда зимою в полушубке и валенках. В таком виде явился он в первый раз и ко мне, когда меня не было дома. Отворившая ему дверь прислуга была очень недовольна, что в парадное крыльцо звонится какой-то мужик, и сделала ему соответственное внушение. В ответ она получила: "Скажите, что был граф Толстой". Прислуга отнеслась к этому скептически и после рассказывала об этом с иронией. Она была не мало поражена, узнав, что это действительно граф и замечательный человек".

18. Пекарский. История Имп. Академии наук, II, СПб., 1873, стр. 674.

19. Русск. Антропол. журн., I, № 2, 1900, стр. 67—68.

20. Д.Н. Анучин. А.С. Пушкин. М., 1899, стр. 2.